КАК Я ПРОВЕЛА ЛЕТО.
В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком:
очень худой прыщавый червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня
стеснялась и весь пубертатный период старалась держать меня подальше от родных
и знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь.
Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми,
домика администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли из кирпичной будки,
ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и говна с
хлоркой. Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно
строили далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами.
Девочки долгое время думали, что я мальчик ;
В общем, со мной не дружили. В ту роковую ночь
полуночный понос стал моим единственным товарищем.
Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки
повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело.
Дырки в тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек
и девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб
первая не вляпалась в продукты распада предшественниц.
Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту
ночь я высирала солянку в гордом одиночестве; в тусклом
свете фонаря были видны только очертания, и, сидя над дырой, я смирилась
с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно какая-то
тень метнулась прямо на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым
туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как хорошо
смазанная гильза.
Фак! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу
дерьма, над головой смутно виднелась очко, если кто-нибудь сейчас придет
гадить, то положение мое ухудшится. Надо выбираться!
Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я
дотянулась до очка руками: это, блин, было сложно ; все твердые опоры
были скользкими, как суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула
башку: от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных
позициях только волей к свободе.
Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за
что-то ухватиться, чтоб не соскользнуть. Все вокруг было склизким,
зацепиться можно было только за поперечную деревянную балку в полуметре
от меня, я с остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от напряжения:
- Ну! Иди же сюда, сука!
Дай, я до тебя дотянусь!..
Вдруг меня ослепила вспышка света, потом
какой-то не то вздох, не то стон, и глухой стук ; я пересрала и свалилась
обратно. Еще полчаса ; и я снова над очком. Так. Тянемся ; Есть!
Я схватилась за перекладину и вылезла
на бетонный пол еле дыша от счастья. Отдышавшись, решила переть к реке
отмываться. Метрах в пяти от тубзика валялся директор, рядом
с ним валялся разбитый фонарь ; сдох что ли?
Я пошла на речку, отмылась как смогла, а потом
позвала людей: может и не сдох еще, спасти можно.
Утром нам сказали, что у директора случился
удар, вернулся в лагерь он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел
весь день на веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я
навещала его часто, он меня особенно любил #8211; ведь именно я тогда позвала
к нему людей.
На следующий год мы узнали, что
перед смертью директор ненадолго пришел в себя. Он сказал, что в ту ночь
он обходил территорию, случайно услышал странное пыхтение в туалете
и открыл дверь.
На него из зловонной дыры лез адский говняный
лупоглазый червяк, тянул к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у ; Иди же сюда-а ;
ссссука-а ;. Дай, я до тебя дотянуссссь!..
За лупоглазую обидно, конечно.
С уважением,
не мое (с)