О первой любви, которой не было.
Москва пахла маем. В бульварах и скверах, что рядом с медицинским университетом, почти отцвела сирень, на гроздьях которой уже и не сыскать, наверное, в это время цветков, что с пятью лепестками. Студенты обрывали цветки, загадывали желания, влюблялись, ссорились и снова влюблялись этой теплой, солнечной весной 1955 года. Солнце садилось и алым цветом опускало свои крылья на своды домов, играло «зайчиками» в то распахивающихся, то снова закрывающихся окнах, и отражалось радугой в брызгах поливальных машин, которые не спеша утюжили широкие проспекты и площади, смывая белый мел которым дети чертили на асфальте, играя в «классики».
Молодой человек по имени Сергей, сидел на ступеньках университета и с сосредоточенным видом штудировал учебник по анатомии. Но это серьезное занятие было прервано звучным голосом Митьки, который взбегал на ступеньки и задыхаясь прокричал:
- Серег, айда сегодня на футбол на «Торпедо», остался свободный билетик! Сашка лежит со скарлатиной и не идет сегодня!
- Мить, ну ты же знаешь, я не могу сейчас, у нас завтра, да еще по такой теме, в общем, три туза на мизере!
- Серег, да ладно, ну пойдем. Увидишь как Стрелец играет. Нет, погоди, наверное ты не понимаешь, в общем читай по губам – «Тот, кто не видел игру Эдуарда Стрельцова, считай прожил жизнь зря», Митька с серьезным видом поднял указательный палец вверх.
- Да я согласен Мить, согласен, но сегодня без меня. – ответил Сергей и снова опустил глаза на страницы учебника.
- Жаль. Ну ладно брат, бывай, но имейте в виду, товарищ Христофоров, сегодня вы отказались от зрелища, которое бы добавило еще пару десятков лет к вашей скучной, студенческой жизни! – Митька рассмеялся.
Сергей снял кепку с широкими полями и что есть мочи запустил её вдогонку к убегающему Митьки. – Это мы еще посмотрим, у кого скучная жизнь, товарищ Бережной. Удачного вам футбола!
- Ну и шо ты тут расселся, окаянный!? – Сергею видимо не суждено было сегодня подготовиться. Перед ним стояла дворничиха, тетя Зина, с простым деревенским лицом, которое украшал нос картошкой и пухлые щеки, так, что она была похожа скорее на сказочного гнома.
- Дааа… теть Зин, я тут просто к зачету по анатомии готовлюсь, на свежем воздухе! – начал оправдываться Митька, но тетя Зина только цыкнула на него и снова пустилась в атаку:
- Ой ну знаем, знаем мы вас, дохтуров будущих… все вы тут «занимаетесь», сядуть, семецков налуцгают, фантиков накидают, а мне мети за вами, нехристями, убирай… ты ну-кась это, давай, кыш отседова, кыш!
- Уже лечу теть Зин. – Сергей приподнялся, отряхнул парусиновые штанины и молча зашагал по направлению к Новодевичей набережной.
По реке плыли редкие баржи, изрыгая столбы копоти, и глухо, натужно выл их теплоходный гудок. Какая-то влюбленная пара смеясь подкармливала уток, а трое ребятишек беспризорников ухая и гогоча пыталась купаться в еще холодной, непрогретой весенней воде.
Сергей задумчиво облокотился на гранитную сохранившую дневное тепло ограду и стал смотреть куда то вдаль. Мысли его, на самом деле, были далеки от анатомии и любимого футбола. В иной раз бы он расстроился, что не удалось посетить с друзьями матч, но сейчас его голова была занята Аней.
Они познакомились еще прошлой зимой, на этом самом месте, когда Сергей с ребятами возвращался с катка, а Аня не спеша прогуливалась вдоль берега. Сергей что-то восторженно рассказывал ребятам и не заметив проходящую мимо Аню задел её плечом.
- Ой, простите девушка, я не специально, не ушиб? – извинялся Сергей. Аня только весело махнула рукой, и рассмеялась:
- Да ладно, подумаешь… заболтались, отвлеклись, с кем не бывает, сами то не ушиблись?!
Митька тогда еще решил поддеть Сергея:
- Девушка, не обращайте на него внимания… помню как мы в Подрезково катались на лыжах и Сергей умудрился влететь в единственное дерево, которое росло на склоне!
- Так вас зовут Сергей? В общем все нормально, Сергей… а вы молодой человек - Аня повернулась к Митьке, - В общем меня еще никто с одиноким деревом не сравнивал. Компания дружно рассмеялась.
Аня снова повернулась к Сергею:
- Очень приятно, я Аня.
С тех пор все и завертелось, закрутилось пуще февральской вьюги. Сергей видел Анну почти каждый день. Они вместе катались на коньках, ходили в кино, на концерт Леонида Утесова, ездили с ребятами в походы, на студенческую практику и многие между собой называли их парой, но… между Аней и Сергеем ничего не происходило, кроме простого, дружеского, хотя и в чем-то необычного общения. Словно две свечки, они мерно горели на расстоянии друг от друга. На расстоянии, которое не сокращалось, но и не отдалялось, будто связала двух людей, незримая, невидимая распорка. И вместе с тем, оба чувствовали какое-то отчетливо уловимое чувство, но, то ли от неопытности, то ли от страха к тому, что все так накопилось, скрепилось, сплелось, будет разрушено, никто из них не решался сказать друг другу каких-то нужных, важных слов, порой отказываясь, отбрасывая все в последний момент.
- Сережа, привет! – внезапный голос Ани оторвал Сергея от мыслей.
- Аня?! Но ты же сегодня с подругами в «Художественный»… - удивился Сергей.
- Да не пошла, день такой солнечный был, решила тут погулять… не знаю, вот ноги сами сюда понесли. У меня кстати твое любимое курабье, хочешь? – Аня как и всегда говорила звонко и беззаботно.
Сергей улыбнулся:
- Да нет, спасибо… я полтора часа назад в столовой был, кормили прямо по-буржуйски.
- Митя мне сказал, что позовет тебя на футбол, но вижу ты тоже решил придаваться размышлениям на берегу Москвы-реки… ну что ж, давай тогда помолчим вместе. – сказала Аня с разбегу облокотившись на гранитную ограду и закрыв глаза.
- Аня я… - начал, было, Сергей.
- Что, Сережа? – Аня посмотрела на Сергея так внимательно и серьезно, что он врядли припомнил, чтобы у неё был такой взгляд.
Сергей неуверенно начал:
- Аня… я… в общем мы уже давно с тобой знакомы и я хочу тебе сказать…
Аня положила взяла сжала его руку и перебила:
- Я знаю, Сереж. Не стоит. Я знаю все.
- Что знаешь? – Сергей насторожился.
- Все знаю, вижу, понимаю, чувствую. Сережа, прости меня! Я знаю, я тебя уже измучила. Надо было сказать тебе раньше, но я все не решалась. Мне так не хотелось рушить все то прекрасное, что было, наверное это просто эгоизм. Сережа, я должна тебе признаться – я люблю другого человека.
- Аня…
- Нет, Сережа, пожалуйста послушай! Я должна тебе все сказать, потому что если допущу, что я тебя еще хотя бы лишнюю секунду буду мучить в неведении, то я себе этого просто не прощу. Все это время, пока мы знали с тобой друг друга, я пыталась забыть, пыталась прогнать свои старые чувства. Всю свою жизнь я пыталась заместить тобой Сережа, думая, что у меня получится забыть прошлое. У меня не получилось, ничего не получилось. А ты все время терпел Сереженька! Я много раз хотела сказать тебе все, но не решалась. Прости меня!
- Аня, но кто он…?
- Это неважно. Уже неважно. Совсем. Он немного старше тебя, он совсем другой. Но какая разница… а, впрочем ладно, ты имеешь право знать – у него есть жена и дети, он старше тебя и наши отношения приносили мне только боль. Сейчас я понимаю это. Очень поздно понимаю.
- Аня, но лучше поздно чем никогда! Но… да, тебе нужно было сказать об этом раньше. Но сейчас? Что сейчас? Ты разлюбила его? А что мы с тобой…?
- Сережа нет, я все еще его люблю. Понимаю, что эта любовь тянет меня вниз, понимаю, что ничего уже не будет. И я решила… Я уезжаю Сережа. Я уезжаю в Ленинград. Послезавтра поезд. Я хочу поменять все. Если бы я тебя сегодня не встретила тут, то скорее всего я бы написала тебе письмо, где бы все объяснила. Это было бы низко, но я бы не смогла жить с этим, зная, что оставила тебя в неведении. А мы с тобой… Сережа, я не могу…
- Аня, но почему? Почему ты просто не перевернешь страницу в книге? Я просто не представляю, не будет тебя…
- Сережа, прости! Прости меня… - Аня оттолкнулась от ограды и побежала роняя слезы.
- Аня, подожди…
– Прости… это все. Все, Сережа.
Через два дня Сергей с раннего утра пришел на вокзал провожать Аню. Он не знал номера поезда и протискивался среди толпы людей, на перрон ища в толпе Аню. Где-то неподалеку пели цыгане, туда-сюда сновали люди. Все куда-то спешили, отдавливали друг другу ноги, ругались, плакали, кричали, превращая все в один большой, ровный гул, который взлетал ввысь, поднимался над зданием вокзала и пропадал в глубине московского неба.
Аня!...
Грустная, поникшая Аня шла по перрону с папой, инженером-физиком с покосившимся пенсне на переносице, который нес огромный деревянный чемодан с потертыми металлическими углами.
- Аня! Аня-я! – закричал Сергей и замахал руками.
Аня подняла полные грусти глаза, из которых тотчас по щеке покатилась круглая, не оставляющая следа слеза.
- Аня, подожди! Нам надо поговорить! – задыхаясь просил Сергей.
- Молодой человек, прошу прощения, но у нас поезд… - отец Ани строго смотрел на Сергея из под пенсне.
Сергей не слушал. Он обнял Аню за плечи и стал быстро говорить:
- Аня, я знаю, тебе тяжело, я понимаю что ты приняла решение… н-но я хочу, чтобы ты осталась! Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты была рядом. Не уезжай. Давай забудем все! Давай просто попробуем! Не уезжай, прошу тебя!
Сергей всю ночь готовился к тому, чтобы сказать обо всем, но сейчас забыл все, что хотел сказать.
- Сереженька, нет. Я решила. Я уезжаю. Не вини себя ни в чем, ты самый лучший мужчина на свете. У тебя все будет, вот увидишь, ты еще встретишь… а-аа… да зачем я тебе говорю все это…
- Аня!
- Прощай Сережа!
- Товарищи, посадка на поезд заканчивается! Пассажиры займите места согласно билету…! – прокричал старый проводник.
- Прощай Сережа…
Москва пахла маем. На Тверской улице распускались ясени и вязы. Доктор наук, профессор медицины Сергей Иванович Христофоров, распахнул окно, блик которого быстро проскользнул по серым сводам Центрального Телеграфа и затерялся где-то в переулках. Тарахтящие моторы «Волг», автомобильные сигналы, шум толпы, который за 20 лет переметнулся с вокзалов и наполнил собой московские улицы, сейчас проник в кабинет и заставил дрожать стеклянную дверцу книжного шкафа.
Сергей Иванович потянулся, сел за стол, достал листок бумаги, ручку, и с бодрой, но грустной улыбкой стал писать письмо.
«Здравствуй Анна. Аня… Прости, что ни разу за все эти 20 лет не написал тебе ни единого письма. Твои же письма, я все время исправно получал и заботливо берегу их. Наверное первые два письма, хоть они и пришли с интервалом раз в три года, я перечитывал неисчислимое количество раз! А последнее письмо от тебя пришло 8 лет назад. С тех пор, ты перестала мне писать.
Очень долгое время я очень злился на тебя. Злился за несмелость. Злился за неискренность и в частности за то, что встретил тебя. Какой вздор, скажешь ты, но, прости, меня посещали и такие безумные мысли.
Ведь ты тогда уехала. А я? А я остался тебя ждать на этом перроне. И ждал почти долгие 10 лет. Кому рассказать, все хором воскликнут – «Вот чудак!». Да и пусть. Не беспокоился я о том, что толкуют люди, просто следовал своей дорогой.
Потом, все прошло и… Я хочу сказать тебе спасибо! Давно хотел. За все! За все то время, что мы были вместе. Потому что моя взрослая жизнь началась с хорошего. Со встречи с тобой. С тех теплых вечеров, с тех прогулок, с тех книг, что ты мне советовала, с твоего смеха, с твоего танца в летнем театре, с твоего курабье (которое я уже, кстати, разлюбил), с твоих озорных и нежных глаз. С тебя, Аня.
Надо радоваться тому, что у тебя было и беречь это. Это единственная истина, которая незыблема для меня и с которой я воспитываю своих детей, а через несколько месяцев, уже и внуков. Не хочу писать о том, как жил все эти годы и как живу. Даст Бог, наверстаю это в других письмах.
И самое главное Аня. В любви никогда нельзя ни о чем жалеть.
Целую. Твой… друг… Сергей»
Сергей Иванович перечитал письмо и понял, что оно в изрядной степени бессмысленно. Скорее даже вымученно. Да и зачем писать человеку, которого ты видел в последний раз 20 лет назад? Зачем вот именно сейчас подводить черту там, где все давно уже прошло, утекло в лета. Или же это просто скука. Скука, ностальгия, по собственной молодости. Посторонний взгляд на несбывшиеся когда-то желания. Ноги сами несли к почтовому ящику, к этой слабой ниточке которая все еще связывает далеких друг от друга людей.
Задвижка ящика скрипнула и конверт опустился на дно, присоединившись к другим письмам. С другими историями.
На Москву опустились сумерки. Замолкли автомобильные сигналы. В домах гирляндами стали зажигаться окна. Город затихал. И только троллейбусные провода играли глухой трелью…