Люка Марговски. Танцующие слоны
Есть такое подземелье. Там растёт синее дерево. Его ветви сдердживают небосвод, а корни уходят в канализацию трущоб. Его листья похожи на каштан, плоды - на яблоки, аромат - на слёзы. Каждую третью среду мая ангелы слетаются к его кронам, срывают плоды, а потом разлетаются по всему синему свету, разносить бирюзовые апельсины тем, кто тоже станет ангелом. Потом.
Будто цветок амброзии посреди чугунных джунглей и цехов. Вкусивший лазурный плод должен только ждать. Ангелы дают ему время - и никакие духи не сосчитают его срок. Это время, чтобы прожить последнюю ступень кайфа, а потом расправить над домами белоснежные паруса из перьев калибри-альбиносов, и взмыть в пространство, чтобы никогда не возвращаться к мыслям.
Когда синие ветви собирают под лиловые кроны лунную пыльцу - но не ту, что осыпается на озибшие просторы погибших городов осипших цивилизаций - нет, на веки жизни ложатся бирюзовые идеи иной стороны Луны - стороны, лежащей за гранью снов.
Когда сны уходят - обязательно утром, под гимн очнувшихся птиц, и ты стоишь на границе, однажды заснув в своей холодной постели и переступив ворота снов, чтобы никогда не покидать этих борзоватых соловьев.
И всё, что принимает твоя душа, раскрываясь перед новым днем, навстречу Звезде-Матери - это Четыре Храма в средиземноморской дымке фимиамов пустоты, на берегу океана, под сводами тишины.
Четыре Храма.
Первый Храм - Золотой Храм Боли, Познания, Страдания. Каждый находит в нём своего идола.
Идолы Страдания, в золотой парче зависимости, с золотыми диадемами пороков - их ноги покрыты укусами змей и вурдалаков, на ногтях - печати маний. Их лица всегда несут отпечатки наших болезней - и не важно, чей взгляд посмотрит из-под опалённых ладаном ресниц - злейший враг, ушедший друг, зеленоватый Иллюшка или дева с впавшими глазами и сухим ртом. Они могут принять тебя, но рано или поздно все уходят от закаменевших тел, осыпанных золотой плесенью.
Второй Храм - Храм Пустоты. Черная Шила сидит в бесконечном зале познания, она раскрывает нам своё лоно, показывая первопричину боли. Мы не можем уничтожить эту первопричину - как не может вернуться в чрево лысой матери. Не важно, кто у тебя между ног - Шила на Гиг или Гера - блядство всё равно не излечимо, и мы можем лишь пролистать причины существующего - как читают судьбу по надгробию на кладбище в Гетто.
Третий Храм - Храм Войны. В нём мы видим самих себя, пытающихся изменить свою боль, убить своё страдание. Как черные драконы, кусающие себя за хвост, умирающие от разрыва сердца из-за напряжения.
Он спит там, этот Чёрный Дракон с Глазами Лани. Он знает, чего стоит избавление от боли. Чего стоит лечение - когда ты сам засовываешь руку по локоть в своё тело - как в белоснежного агнца - и вырываешь печень, сердце, лёгкое. Кладешь на алтарь к старику-окулисту. Он смотрит на твою печень (сердце, лёгкое) и говорит, что ты можешь исцелить себя - но это будет стоить слишком дорогого. И ты уже не можешь вернуть в себя свои органы, но не можешь и жить без них, но всё равно живёшь, препарируя клетки бренности в обители души, и тогда понимаешь, что страдание - в общем-то бесконечно, во всяком случае на этой земле.
Тебе хорошо, потому что ты осознаешь своё беcсмертие, как беcсмертие источника боли. И огорчаешься, потому что понимаешь, что не сможешь перестать страдать на этой земле. И ты звонишь Богу, чтобы он забрал тебя к себе, в Рай. Но Бог говорит, что даже Ангелы покинули Эдем, что сады цветут только ради цветения, что его Рай - это просто Земной Отель.
И ты звонишь Малдеру, и просишь связать тебя с инопланетянами, чтобы они забрали тебя на любых условиях. Но Скали отвечает, что Малдер навечно застрял в Черном Вигваме, а она в НЛО не верит.
Ты звонишь в полицию, признаешься во всех смертных грехах, просишь электрический стул. Но полиция отвечает, что ты не первый, что стулья ещё никого не спасали от боли.
Ты опять берешь телефон и звонишь другу, просто чтобы поговорить. Но друг говорит, что он на работе, и предлагает записаться на прием за месяц вперед.
А когда звонить больше некому, ты снимаешь трубку, отсчитывая деньги. И звонишь диллеру.
И он приходит к тебе - Стеклянный Ангел с пластсмассовыми крыльями и серыми глазами. Рядом с ним всегда есть женщина, так похожая на ту, что ты любил. Она стоит и улыбается, у неё розовое платье и от шеи до лобка кровоточащий шрам. Она берёт тебя за руку - так нежно, что ты уже видишь этот покой, и одновременно - безумное астральное возбуждение, как будто Адам и Ева в твоих радиоактивных генах взывают к кронам синего дерева. Стеклянный Ангел кладёт вас у ствола Синего Дерева, а потом уходит, прихватив в охапку твоё прошлое.
А она целует твои пальцы, и твои губы в её крови, и она так просто начинает петь, на языке разрушенной Атлантиды - но ты понимаешь её, потому что сам был когда-то Атлантом. Она поёт, что ты можешь вкусить бирюзовые плоды синего дерева, но ведь никто не знает, станешь ли ты ангелом после этого, или просто навсегда станешь рабом лазурных крон, а твои слёзы и кровь удобрят корни цитадели чистоты. Что нет ничего чище и правдивее нектара небесных апельсинов, но многие боятся правды настолько, что забывают, что она есть, теряя истинный смысл эфирного нектара. Они остаются на Земле опять и опять, чтобы снова и снова прокусить алмазную шкурку плодов, но когда сок начинает стекать по подбородку, они теряют нить, и остаются один на один с деревом. Ни Ангелов, ни Богов, ни души.
А этого не выдерживал никто.
Ты смотришь в лицо белой спутнице и уже не узнаешь её. А она только глотает кровавые комки и поёт, поёт, что можно просто стать садовником, запутаться в ветвях дерева - заглянуть в его суть.
Она поёт, а ты смотришь на дерево, и видишь просто указатель - обычную дорожную стрелку на синем картоне. Она заворачивает за церебральный мозг, крутится по "синим макаронам", влазит в душу. Ты вскакиваешь и убегаешь от самого синего дерева к самому синему океану.
И через сорок миллионов рассветов ты опять на берегу, ступни в белой пене нескончаемой радости, а на месте Четвёртого Храма - малахитовая глыба океана, и коралловый экскалатор везёт тебя вниз. Где под прозрачной кромкой вод стеклянная станция метрополитена. Сквозь потолок и океан ты видишь берег Атлантики, и кажется - Нью-Йорк. Синие рощи качаются над волнами. Ты садишься в белый поезд, и первый раз в жизни закрываешь глаза. Потому что знаешь, что именно этот белоснежный вагон вывезет тебя из туннеля.

(с) Люка Марговски

бррр.. Как закручено - то... :idea: :idea: :idea: